Мустафа Кемаль

Annotation
Какой след в истории оставлен этим выдающимся человеком, оценки которого в мировой
историографии можно обнаружить в диапазоне от восторженных до обвинительных и которого
европейские историки назвали «Человеком XX века», политического лидера, не только
возглавившего национально-освободительное движение в Турции, но и уделявшего внимание
просвещению своего народа? Подробное жизнеописание Мустафы Кемаля Ататюрка,
написанное известным французским историком-тюркологом Александром Жеваховым,
раскрывает многие неизвестные ранее детали биографии одной из ключевых фигур мировой
истории начала XX века — периода возникновения на обломках империй новых национальных
государств.
Александр Жевахов
ПРЕДИСЛОВИЕ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая
Глава десятая
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
Глава тринадцатая
ЧАСТЬ ВТОРАЯ ЛИДЕР
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая
Глава десятая
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая

Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Эпилог
ПОСЛЕСЛОВИЕ
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ МУСТАФЫ КЕМАЛЯ АТАТЮРКА
Иллюстрации
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31

32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70

Александр Жевахов
КЕМАЛЬ АТАТЮРК
Научный редактор, автор предисловия и хронологии вицепрезидент Общества востоковедов РАН, профессор Я. Д. ВАСИЛЬЕВ.
Перевод осуществлен по изданию: Alexandre Jevakhoff. Kemal
Atatürk. Paris, Tallandier, 1999
У меня не было времени уставать…
Вильгельм I (Слова, произнесенные на смертном одре)

ПРЕДИСЛОВИЕ
История полной драматических событий жизни Мустафы Кемаля Ататюрка не может
оставить равнодушным российского читателя. Какой след в истории России оставлен этой
выдающейся личностью, оценки которой в мировой и отечественной историографии можно
обнаружить в диапазоне от восторженных до обвинительных?
Путь родившегося в провинции, в семье мелкого чиновника, молодого честолюбивого
офицера в высший командный состав султанской армии оказался возможным благодаря личной
храбрости, целеустремленности, владению искусством политической интриги и таланту лидера,
способного сплотить единомышленников, противостоять оппозиции и возглавить национальное
движение.
Можно сказать, что появление подобной личности в истории Турции было обусловлено
мировыми процессами начала XX века. Распадались империи — Австро-Венгерская,
Российская, Османская, на карте появлялись национальные государства. Потерянные
территории Османской империи и собственно метрополия стали объектами наиболее
хищнических нападок империалистических правительств европейских стран. Так же как и
Советская Россия, Турция начиная с 1918 года подверглась интервенции. На западе целые
области были практически оккупированы одновременно Францией, Англией, Италией, Грецией.
Сложная ситуация сложилась на Закавказском фронте, а также на юго-востоке Малой Азии,
оккупированном французами, и в бывших провинциях Османской империи на Ближнем
Востоке, где англичанами активно поддерживались антиосманские вооруженные акции
арабских племенных вождей.
Турция могла бы исчезнуть с карты мира, если бы не консолидировались военные и
политические силы страны как альтернатива зависимому от интервентов беспомощному
султанскому двору и правительству Высокой Порты. Причем особенностью ситуации в
Османской Турции был статус султана-халифа — не только как главы государства, но и как
духовного главы мусульман. Поэтому возглавивший национально-освободительное движение
лидер должен был в своей деятельности в неменьшей степени, чем вооруженному
сопротивлению интервентам и политическим противникам, уделять внимание и просвещению
своего народа, и разъяснению причин, по которым султан-халиф не сможет обеспечить своей
стране независимость. Быть может, именно сочетание этих двух стратегических направлений в
деятельности Мустафы Кемаля Ататюрка, приведшей к изгнанию интервентов из страны и
созданию светской Турецкой Республики, стало основным аргументом для европейских
историков, назвавших Ататюрка на исходе столетия, в 2000 году, «Человеком XX века».
Основными этапами организационных действий Мустафы Кемаля в освободительной
борьбе можно считать создание политического объединения «Общества по защите прав
Анатолии и Румелии», организацию и проведение конгрессов в Эрзуруме и Сивасе, где была
определена тактика национального сопротивления интервентам. Результатом конгрессов стало
создание в 1920 году Великого национального собрания Турции в Анкаре, превратившейся из
захолустного городка в столицу республиканской Турции.
Именно на этот период приходятся наиболее активные контакты анкарского правительства
и лично Мустафы Кемаля с правительством Советской России. В Турции появляются советские
дипломаты и первые военные специалисты. По приглашению Мустафы Кемаля они совершают
поездки на фронт и участвуют в военных совещаниях. Помощь оказывается не только оружием.
Недавно опубликованные архивные документы свидетельствуют, например, о том, что в период
тяжелых боев 1922 года для связных операций анкарского правительства был предоставлен даже

дивизион подводных лодок Черноморского флота с экипажами [1]. Этот период сотрудничества
подробно описан в воспоминаниях советского полпреда Семена Аралова [2], которого вместе с
другими советскими дипломатами и военными часто можно видеть на фотографиях рядом с
Мустафой Кемалем.
Авторитет нового турецкого лидера растет и среди его европейских противников. Вслед за
победой над интервентами в Измире он добивается признания на Лозаннской конференции
независимости нового государства, а затем объявляет его республикой. Следует отметить его
последовательную антиимпериалистическую позицию. Мустафа Кемаль официально
декларирует отказ новой республики от претензий на подвластные Османской империи
территории на Балканах, в Африке, на Ближнем и Среднем Востоке и в Закавказье (за
исключением вопроса о районе Мосула, который так и остался неурегулированным).
В эти и последующие годы Мустафа Кемаль внимательно следит за событиями в Советской
России. Многие нововведения в общественной жизни ему нравятся, и он внедряет их в быт новой
турецкой столицы. Среди них — парк культуры и отдыха с парашютной вышкой, аналог
Осоавиахима — Турецкое авиационное общество. Одна из приемных дочерей Ататюрка,
легендарная турецкая женщина-военный летчик Сабиха Гёкчен, чье имя носит один из
аэропортов в Стамбуле, отправляется на учебу в Качинское планерное училище. Свидетельства о
многочисленных визитах советских военных и политических деятелей — ценные подарки и
краснознаменное оружие в экспозиции Музея Ататюрка у подножия его мавзолея в Анкаре.
Фигуры С. Аралова и К. Ворошилова присутствуют в скульптурной группе сподвижников
Ататюрка, установленной на площади Таксим в Стамбуле.
Несомненные симпатии Мустафы Кемаля к Советской России не остаются незамеченными
его политическими противниками, которые упрекают его «в большевизме» и излишней
доверчивости к «традиционному врагу и сопернику» Турции. В частности, именно это стало
одной из причин конфликта Мустафы Кемаля с популярным и влиятельным генералом
республиканского правительства Кязымом Карабекиром. Ататюрк чувствует эту опасность и
желает предупредить ее развитие, но в России меняется руководство и на смену эйфории от
установления военных и торговых связей приходит настороженность по отношению к соседу.
Интересным примером этого является документ 1937 года с секретным докладом о визите
Мустафы Кемаля в советское полпредство и его беседе с полпредом Караханом. Обижаясь на то,
что не Сталин «как вождь вождя», а Калинин поздравил его с годовщиной независимости,
Ататюрк заметил Карахану, что действительно является большим другом Советского Союза,
соблюдает эту дружбу как равный с равным, но может поддерживать ее, только пока он жив,
поскольку посредники только все портят, и настаивал на необходимости личной встречи со
Сталиным[3]. На документе есть указание Сталина Ворошилову, Кагановичу, Орджоникидзе,
Литвинову ознакомиться с высказываниями «нашего друга Ататюрка». Сталин внимательно
следит за деятельностью и реформами Ататюрка. И даже о таком событии, как его похороны 10
ноября 1938 года, на которых присутствовала российская делегация на кораблях Черноморского
флота, Сталину предоставляется подробнейший рапорт.
Опасения Ататюрка подтвердились вскоре после его кончины. Отношения между двумя
странами переживали охлаждение в течение достаточно длительного периода и переросли в
весьма напряженные в послевоенный период в связи с проблемой проливов и рядом других
причин.
Тем не менее жизни и деятельности Мустафы Кемаля Ататюрка посвящены
многочисленные исследования отечественных востоковедов. Как и многие работы по истории
советского периода, они ставили целью показать влияние Октябрьской революции 1917 года на

события в Турции и на формирование Ататюрка как лидера национально-освободительного
движения. Научная биография и аналитический обзор речей Ататюрка были впервые
представлены советскому читателю выдающимся востоковедом профессором А. Ф. Миллером.
Большой вклад в изучение его наследия внесли ученые Института востоковедения РАН А. М.
Шамсутдинов и Б. М. Поцхверия. В 1995 году выходит достаточно подробная биография
Ататюрка, подготовленная Ю. Н. Розалиевым в Институте всеобщей истории РАН.
Самое известное в современной России произведение Ататюрка — его знаменитая «Речь»
(«Нутук»), произведение действительно необычное как по жанру, так и по содержанию. Этот
доклад был сделан им в 1927 году на II съезде основанной им Народно-республиканской партии,
которая существует в Турции и по сей день и считает себя хранительницей идей и заветов
Ататюрка. Лидер новой Турции лично читал «Речь» в течение шести дней. В ней он изложил
всю историю борьбы за сохранение и возрождение своей страны, самым активным участником
которой был он сам. «Речь» изобилует документами и может служить источником по истории
национально-освободительной борьбы турецкого народа. Вместе с тем она может расцениваться
как собственное жизнеописание, поэтому и была впервые издана в Советском Союзе как
мемуары под названием «Путь новой Турции». Это было капитальное издание в четырех томах с
иллюстрациями, работа над которым продолжалась с 1929 по 1936 год. Перевод продвигался
медленно, так как делался не с собственно турецкого языка, а со стенографических переводов на
другие европейские языки. К тому же для российского читателя требовался комментарий, а
политическая ситуация в Советской России того периода диктовала необходимость цензурного
сокращения некоторых фрагментов. В целом книга все же позволяла частично создать
впечатление не только о событиях, но и о самом вожде национально-освободительной борьбы
турецкого народа. Он представал перед читателем человеком твердой воли, четких
политических взглядов, умеющим действовать как тонкими политическими методами
убеждения, так и жесткими приказами, а порой даже угрозами. Характерен его язык,
изобилующий специфическими канцелярскими протокольными выражениями, военными
терминами арабо-персидского происхождения, часто переходящий в пафос, что составляло
немалые трудности для переводчиков. Следует заметить, что язык оригинала «Речи» с трудом
понимаем современным поколением турок, и поэтому в учебных заведениях Турции изучается
специально обновленная и упрощенная в языковом отношении редакция этого сочинения.
Турецкими учеными выделяются три позиции, определяющие значение этого
исторического источника.
Первая. Несмотря на сложные условия, постоянные разъезды и отсутствие канцелярии,
Ататюрк сохранил все документы, касающиеся событий с его участием начиная с 1919 года. То
есть все, о чем он докладывает, строго документировано.
Вторая. Четкое обоснование законности создания нового государства и законность
действий руководителей, лидером которых он был. Юридические обоснования идейных основ,
опираясь на которые они пришли к власти.
Третья. Объективный исторический характер текста «Речи»: описание без чувства
ненависти или неприязни действий его оппозиционеров.
Впоследствии в Советском Союзе выходили и некоторые другие избранные труды и речи
Ататюрка.
Последним было совместное академическое издание «Речи» на русском языке,
предпринятое Институтом востоковедения Российской академии наук и Исследовательским
центром Ататюрка Турецкой Республики. Книга вышла в 2005 году в Анкаре и в отличие от
предыдущего издания представляет собой полный перевод «Речи» со старого языка оригинала и
без каких-либо политических купюр. В ходе этой работы переводчики и редакторы лично

почувствовали, как важна была реформа турецкого языка, включающая замену алфавита и арабоперсидской лексики, подготовленная и проведенная непосредственно Ататюрком. Интерес к
гуманитарным отраслям науки характерен для последнего периода жизни Ататюрка. Им
создаются турецкие научные историческое и лингвистическое общества, которым он завещал
свое состояние и которые функционируют до сих пор, составляя совместно с Исследовательским
центром Ататюрка Высший совет имени Ататюрка по языку, культуре и истории при
Канцелярии премьер-министра Турции.
В современной Турции имя Ататюрка по-прежнему в центре политической борьбы.
Известная фраза Мустафы Кемаля: «Я счастлив, когда говорю: „Я — турок!“» была порождена
как наследие концепции, получившей в политической истории название «османизм». Согласно
этой концепции все граждане независимо от национальности и веры считались османами —
равноправными подданными Османского государства. Несмотря на масштабные реформы
Ататюрка, изменившие государственный строй и образ жизни Турции, многие традиционные
черты были в модернизированной форме унаследованы новым правительством. И именно эта
фраза Ататюрка является показателем преемственности, но в обновленной форме.
Установление республики одновременно, и быть может, слишком быстро, превратило
страну и в светское государство. Образование и жизнь общества стали ориентироваться на
светские стандарты, Турция стала парламентской республикой. Президент по традиции
демонстрирует своими заявлениями политическое лицо и тенденции общественного развития
страны и осуществляет контроль за соблюдением конституции и деятельностью высших
судебных инстанций. Практически ревизия светских принципов, заложенных Ататюрком, и
приход к власти политиков, ориентирующихся во многом на реставрацию дореспубликанской
духовной и законодательной традиции в повседневной жизни, привели общественное мнение
страны к расколу. Многотысячные демонстрации 2007 года в крупнейших городах Турции,
решения Конституционного суда в этом году об отмене правительственных указов,
ограничивающих светские нормы поведения, свидетельствуют о том, что реформы,
осуществленные когда-то Ататюрком, не теряют своей актуальности и в современной Турции.
При этом сохраняются его огромный авторитет, уважение к нему как к лидеру национальноосвободительного движения. На всех торжественных мероприятиях самого разного уровня по
заложенной им традиции объявляется минута уважения к павшим в борьбе за освобождение
страны. Во всех турецких городах, вплоть до маленьких курортных местечек, стоят памятники
Ататюрку. В каждой фирме, конторе, торговом предприятии, даже в самых мелких лавчонках
висят фотопортреты Ататюрка, запечатлевшие его и на фронтах, и в мирной жизни, и на отдыхе.
Он остается национальным героем, создателем первого светского государства в мусульманском
мире, реформатором и политиком, снискавшим и сохраняющим авторитет как среди
единомышленников, так и среди противников его курса.
Предложенное российским читателям подробное жизнеописание Мустафы Кемаля
Ататюрка, написанное известным французским историком-тюркологом, профессором
Сорбонны Александром Жеваховым, раскрывает многие неизвестные ранее нашим
соотечественникам детали биографии и важные эпизоды жизни и деятельности этого «Человека
XX столетия».
55-летний Александр Жевахов родился и живет в Париже, закончил престижную
Национальную школу администрации (ЕНА). В течение пяти лет был советником министра
обороны Мишель Альо-Мари, а теперь, когда она заняла пост главы МВД, стал заместителем
директора ее кабинета. Потомок морских офицеров, возглавляет Российское морское собрание
во Франции.
Александр Жевахов принадлежит к обрусевшему в начале XVII века грузинскому

дворянскому роду, однако князем себя не считает. Он регулярно бывает в России и на вопрос:
кем он больше себя ощущает — французом или русским, отвечает: «Конечно, мой
национальный гимн „Марсельеза“, но я — православный, с детьми говорю по-русски, даже если
они мне отвечают по-французски. Да, я — француз, но не забываю, что я и русский».
Оценки автора произведения во многом расходятся с теми, которые были сделаны
советскими историками этого периода и биографами Ататюрка в упомянутых нами выше
исследованиях. Тем интереснее, надеюсь, будет читателям познакомиться с одной из ключевых
фигур мировой истории начала XX века, периода возникновения на обломках империй новых
национальных государств.
Почетный член Турецкого научного общества им. Ататюрка, профессор ДМИТРИЙ
ВАСИЛЬЕВ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
БУНТАРЬ

Глава первая
ВРЕМЯ РАЗОЧАРОВАНИЙ
Век начался для Саид-бея удачно. Мог ли он сетовать на что-то? Сын личного казначея
султана, Саид-бей только что получил маршальский жезл, выдвинувшись, таким образом, в
первый ряд правительственной иерархии Османской империи, наиболее привилегированных,
высокопоставленных чиновников, элиты из элит.
Саид-бей работает несколько часов в неделю в Высшем совете здравоохранения, созданном
в 1838 году султаном Махмудом II для более эффективной борьбы с эпидемиями. В истории
Османской империи Махмуд останется как первый выдающийся реформатор. Когда он пришел к
власти в 1808 году, империя вступила во второй век упадка. Былое могущество империи султана
Сулеймана Великолепного [4] было утрачено под влиянием политики европейских держав, а
также в результате инертности последующих правителей.
Махмуд решил действовать немедленно, заимствуя опыт западных держав, которого так
недоставало его империи. Так, он ликвидировал янычар, составлявших в течение длительного
времени ударные войска османской армии, но постепенно превратившихся в неконтролируемые
отряды. Они были казнены в 1826 году на площади Атмейданы. Отряды янычар были заменены
современной армией «по европейскому образцу». Султан покинул старый дворец Топкапы и
поселился на Босфоре во дворце Долмабахче, обставленном по-европейски. Махмуд провел
коренную реорганизацию государственного аппарата: появились чиновники нового типа,
получившие образование в лучших европейских школах, владеющие иностранными языками,
направляемые на работу в посольства с целью лучшего ознакомления с зарубежными странами,
наконец, получающие зарплату вместо традиционных вознаграждений. Саид-бей — детище
реформ султана Махмуда.
Если верить его визитной карточке, он обучался деловому общению на французском языке в
Коммерческом училище, а также изучал литературный турецкий и искусство перевода в
привилегированном султанском лицее в Галатасарае. Как и вся османская элита, Саид-бей
получил высшее образование в этом лицее, созданном по инициативе Наполеона III. Работа
отнимала у Саида не более двадцати часов в неделю, поэтому он с удовольствием занимался
переводами на турецкий язык детективных романов для султана Абдул-Хамида II.
Абдул-Хамид увлекался чтением детективных романов, проявляя к ним профессиональный
интерес. В 1878 году, через два года после вступления на трон, он распустил парламент и
отменил конституцию, хотя текст ее продолжали публиковать в императорском альманахе. Он
не был обскурантом — его правление отмечено многими прогрессивными реформами, — но
был нетерпим ко всему, что хоть как-то стесняло его султанскую власть. В феврале 1878 года,
когда русские войска вторглись в империю и угрожали столице, один из депутатов, простой
булочник, заявил ему: «Вы решили узнать наше мнение слишком поздно. Вам следовало бы
посоветоваться с нами, когда еще можно было избежать катастрофы. Парламент снимает с себя
всякую ответственность за ситуацию, сложившуюся не по его вине».
Абдул-Хамид, крайне подозрительный, создает в империи гигантскую сеть информаторов,
стремясь защитить свой трон от любых врагов: могущественных европейцев, сторонников
конституции и националистов. Национальные права — вот идея, которую Абдул-Хамид, как и
его предшественники, не может понять. В империи султаны никогда не ставили ни одну из
наций в привилегированное положение, в том числе и турецкую: империя должна быть
многонациональным сообществом, и, будучи мусульманином, можно было добиться успеха на
государственной службе, будучи албанцем, греком, армянином, арабом, черкесом, курдом.

Парадоксально, но турки-анатолийцы считались презренной популяцией, чернью. «Назвать
турком жителя Османской империи, — отмечал еще в 1840 году Франс Жуаннен, — это
означало нанести ему глубокое оскорбление». И тем не менее Греция, Босния и Герцеговина,
Румыния, Болгария, Кипр непрерывно добивались от султана национальных прав. Кроме того, за
национальные права выступали и европейские державы, защищая соглашения, заключенные с
Османской империей в период ее процветания и предоставляющие иностранцам право занимать
должности, иметь своих судей и пользоваться налоговыми льготами. Впервые подобные льготыкапитуляции были предоставлены Сулейманом Великолепным для привлечения французских
коммерсантов в османские порты.
Саид-бей служил султану, как его отец предшественнику Абдул-Хамида, но без особого
воодушевления. Чтобы противостоять амбициям европейских держав и угрожать Франции,
Великобритании и России, колонизировавшим множество мусульманских народов, АбдулХамид стал проводить панисламистскую политику, памятуя о титуле халифа [5], возобновленном
одним из его предшественников, султаном Селимом I Грозным в 1517 году (Селим I вернул
звание халифа после завоевания Египта). Абдул-Хамид решает построить железную дорогу,
соединяющую Стамбул с Хиджазом — священными местами ислама. Саид-бей вносит свою
лепту в этот грандиозный проект, жертвуя несколько пиастр! Высокопоставленный чиновник
делает все что следует, но ничего более. Впрочем, Саид уважает религиозные праздники и не
работает по пятницам, но в то же время не колеблясь направляется в кафешантан в этот день,
предназначенный для Аллаха, а в дневнике скрупулезно отмечает количество выпитой анисовой
водки, забывая упомянуть о посещении мечети.
Как и большинство представителей османской элиты, Саид ведет жизнь, полную явных
противоречий. Он служит четко налаженному государственному аппарату в империи,
приходящей в упадок. Он — подданный султана, чья власть, по крайней мере теоретическая, все
еще распространяется до Триполитании, Кувейта, Албании, но никогда не покидает Стамбула.
Его мир сводится к микрокосму — от султанского дворца на берегу Босфора до дома в Аксарае,
одном из престижных кварталов Стамбула [6]. Летом, которое начинается для него в апреле и
длится в течение шести месяцев, Саид снимает на берегу Босфора великолепный дом,
украшенный мраморными колоннами и окруженный прекрасным садом. Иногда он покидает
Босфор и отправляется по Мраморному морю в живописную бухту Каламис или на Принцевы
острова — жемчужину Мраморноморья.
Саид-бей ценил европейскую изысканность, свободно владел французским языком, часто
посещал итальянские и французские театры в Бейоглу, дипломатические приемы; он купил для
старшей дочери пианино, а жене выписал французский дамский журнал [7]. Всё это не мешало
ему оставаться истинным османом. Концерт арабской музыки, спектакли Карагёза, турецкой
марионетки, более непристойные, чем французские, часы, спокойно проведенные в мужском
кругу за курением кальяна и чаепитием: Саид-бей был приверженцем традиционного образа
жизни османского буржуа Стамбула. Выглядеть европейцем, оставаясь османом, — вот желание
Саид-бея, как и многих других ему подобных.

Волнения в казармах
Полсотни мужчин, собравшихся 4 февраля 1902 года в Париже у сенатора Лёфевр-Понтали,
не одобряли материальное благополучие и ханжество Саид-бея. Правительство Османской
империи безуспешно пыталось запретить объединение «младотурок», в котором на самом деле

состояли турки, греки, армяне и представители других национальностей империи. Одни
противники султана жили за пределами империи в течение долгих лет, другие присоединились
к ним недавно и, наконец, третьи оставались в империи, чтобы тайно осуществлять активную
деятельность в наиболее современных училищах — среди будущих военных медиков,
ветеринаров, офицеров, инженеров. Их было немало среди будущей элиты подданных султана,
считающих, что Абдул-Хамид ведет империю к катастрофе. 9 февраля «младотурки» как
самостоятельное движение заявили о своих целях: сохранение целостности империи, уважение
гражданских прав и восстановление конституции, обеспечение порядка и мира при соблюдении
равенства всех османов.
Идеи младотурок проникли даже в Академию Генерального штаба, один из важнейших
центров османской власти.
Именно в это время одним из сорока трех курсантов, принятых в Академию Генерального
штаба, оказался Мустафа Кемаль. Точная дата его рождения неизвестна. Официальная «История
Турецкой Республики», опубликованная в 1935 году, указывает 1880 год; лучший биограф
Кемаля, Шевкет Сюрейя Айдемир, придерживается иной даты — 14 января 1881 года; другой
турецкий биограф Кемаля считает датой его рождения 23 декабря 1880 года. Декабрь 1880 года
или январь 1881 года — точная дата не столь важна. Неясность, окружающая дату рождения
Кемаля, не является чем-то исключительным. «Я не знаю точную дату моего рождения, —
пишет в своих «Мемуарах» один из высокопоставленных турок, родившийся в конце XIX века, —
так как дни рождения не отмечались в то время. Во многих семьях обычно записывали дату
рождения детей на листочке, хранящемся в семейном Коране, но я не смог обнаружить следов
своего рождения. Когда я задавал этот вопрос матери, она всегда отвечала: „Ты родился, когда
начал созревать виноград“…» Махбуле, сестра Кемаля, вспоминает: мать говорила ей, что он
родился «в тот вечер, когда была сильная снежная буря».
Кемаль оказался в среде военных с 1894 года, через пять лет после смерти отца, сраженного
туберкулезом. Отец Кемаля, Али Рыза, служил мелким чиновником, затем занялся коммерцией,
но неудачно. Семья жила в нужде. Кемаль редко говорил об отце. Тем не менее он вспоминал
роль отца при выборе начальной школы. Его мать, Зюбейде, хотела отправить сына в
традиционный мектеб, но Рыза предпочел новую светскую школу, только что созданную в
Салониках. Когда Кемаль окончил ее, отца уже не было, и на этот раз он сам выступил против
желания матери. Зюбейде намеревалась записать сына в рюштие — среднюю гражданскую
школу, созданную правительством в Салониках, как и в других главных центрах империи. Но
подросток предпочел военное рюштие: «Нашим соседом был майор Хатип. Его сын Ахмет
учился в военной школе, носил форму этой школы. Мне хотелось быть одетым, как он. Я часто
встречал офицеров на улицах и понял, что должен пойти в военную школу, чтобы стать таким,
как они. Моя мать очень боялась военной школы и яростно сопротивлялась тому, чтобы я стал
солдатом. Я прошел по конкурсу в военную школу самостоятельно, без ведома матери. Таким
образом, я поставил ее уже перед свершившимся фактом».
Стал ли Кемаль военным из-за престижа военного мундира? Подобный вопрос кажется
упрощенным. Сделать карьеру на государственной службе — мечта каждого османа, а армия
давала такой шанс. В былые времена империя увенчала себя славой военных завоеваний, а в
конце XVII века, когда победы происходили все реже, армия стала одним из первых
государственных институтов, преобразованием которого серьезно занялись османские
реформаторы. Обновленные, зачастую с помощью иностранных консультантов, освобожденные
от социальных предубеждений, офицерские школы превратились в самые передовые учреждения
империи. Стать пашой (генералом), офицером или даже военным врачом мечтали многие
мальчишки. И даже участившиеся поражения и надвигающийся крах империи не останавливали

желающих поступить в офицерские школы, напротив, это только способствовало увеличению их
числа.
Какой бы скудной ни была информация о детстве и юности Кемаля, можно предположить,
что его стремление стать военным было продиктовано более сложными мотивами, чем желание
защищать свою родину или занять положение в обществе. Сам Кемаль поведал биографу
следующую историю:
«— Ты помнишь, какой подарок сделал тебе отец по случаю моего рождения? — спросил я
мать спустя некоторое время после поступления в военное училище.
Подумав, мать ответила:
— Саблю.
— Куда ты поместила эту саблю?
— Над твоей колыбелью.
— Это означает, что отец хотел, чтобы я стал военным, я рожден для того, чтобы быть
военным».
Итак, военная карьера стала как бы исполнением посмертной воли отца, но, как признался
Кемаль в 1926 году, были и другие причины: «Взрослея, я всегда предпочитал быть
самостоятельным… Тот, кто живет в семье, прекрасно знает, что постоянно находится под
присмотром близких, впрочем, бескорыстным и очень откровенным. Тогда оказываешься перед
дилеммой: или повиноваться, или совершенно не считаться с их мнением и советами. На мой
взгляд, и то и другое плохо».
Семья Кемаля была небольшой. Одна из сестер умерла еще до его рождения, другая — в
возрасте 12 лет, двух братьев сразила оспа в 1889 году; он знал отца всего несколько лет,
остались только мать и сестра Махбуле.
Подросток, поступивший в училище в Салониках, затем в Кадетскую школу в Манастире и
Военную академию в Стамбуле (1899–1901), желал стереть в памяти неприятные воспоминания.
В Манастире в его личном деле было указано, что он — «сын умершего Али Рыза,
таможенника», хотя тот служил таможенником всего несколько лет. Но охрана границы в горах,
даже в качестве простого таможенника, больше удовлетворяла самолюбие сына, чем занятие
коммерцией, особенно если оно поставило семью на грань нищеты.
Кемаль был гордым, стремящимся выделиться и произвести впечатление подростком. Он,
например, отказывался играть в чехарду, чтобы «не гнуть спину». Имя Кемаль он получил в
военном училище. Один из преподавателей предложил ему взять второе имя — Кемаль, что
означало «совершенный» [8]. Во время греко-турецкой войны 1897–1898 годов он даже пытался
сбежать из училища в Манастире на фронт.
Академию Генерального штаба Мустафа Кемаль-эфенди Селяник [9] закончил восьмым по
успеваемости из 459 выпускников. Он выделялся среди других своей блестящей выправкой и
элегантностью. «Он превосходно выглядел в безукоризненной военной форме», — вспоминает
Али Фуад, его товарищ по военному училищу. Азым, другой его товарищ по учебе, также
подтверждает стремление Кемаля выглядеть безупречно и вызывать восхищение: «Мустафа
Кемаль — очень вежливый юноша, никогда не сердится, всегда тщательно следит за тем, как
одет, и прекрасно излагает свои мысли». Молодой македонец всегда стремился выглядеть как
будущий образцовый офицер.
Манастир — затерянный в горах Сербии небольшой скучный городок, где проживали 30
тысяч человек и куда лишь случайно изредка заглядывала труппа артистов. В Стамбуле улицы
освещены, много театров и масса других развлечений. Почувствовать легкое покачивание моста
Галата, когда сумерки скрывают минареты, в воздухе разносится запах жареной рыбы, а с
минаретов раздаются гортанные призывы муэдзинов; послушать концерт арабской музыки,

отправиться на спектакль Карагёза, а затем участвовать в греческом карнавале; ловить взгляды
мусульманок, окутанных покрывалом, — сколько удовольствий с жадностью открыл для себя
Кемаль! Его радушно принимают в доме Али Фуада, расположенном на берегу Босфора, где он
оказывается среди османской аристократии: Фуад — сын генерала и внук маршала,
окруженного почетом и уважением. Семья Фуада имела славянские и венгерские корни. То, что
«отец относился к Мустафе как к собственному сыну», по словам Фуада, усиливало тягу Кемаля
к культуре, его стремление понять новую для него жизнь.
Когда именно Кемаль осознаёт ущербность Стамбула, столицы, подвергшейся
колонизации? Заметил ли он, что в Стамбуле проживает 130 тысяч иностранцев при общей
численности населения 870 тысяч? Удивляло ли его, что хозяйкой семейного пансионата, где он
проживает, была француженка?
Во всяком случае, нет худа без добра: именно она передала ему статьи младотурок,
опубликованные в Париже. Как вспоминал Кемаль, «мы начали осознавать, насколько серьезна
политическая и административная ситуация в стране». Как уточнял его друг Азым, они «стали
тайно читать и пересказывать друг другу Намыка Кемаля, одного из выдающихся
интеллектуалов, реформиста Османской империи». В книгах Намыка Кемаля будущие офицеры
открывали для себя ценности, сведенные на нет Абдул-Хамидом: родина, права, конституция,
парламентаризм, свобода, — ценности, которые, как они знали, защищали выдающиеся деятели
французской революции. После смерти Намыка Кемаля в 1888 году его дело продолжили
честолюбивые последователи, также вдохновляемые европейскими авторами, в основном
французами; турецкие мыслители не сомневались в необходимости новых реформ,
превозносили достоинства некоторой секуляризации и объявили себя защитниками турецкого
национализма от национализма арабского, армянского или албанского.
Между курсом артиллерии, маневрами и теоретическим изучением партизанской войны
курсанты погружались в чтение запрещенной литературы и стремились быть в курсе всех
парижских публикаций младотурок. С тревогой они узнавали о террористических актах
болгарских партизан в Македонии, этой балканской провинции, которую конгресс в Берлине в
1878 году оставил султану. Мустафа Кемаль «из Салоник» с трудом верил в то, что история не
повторится, когда австрийско-российское соглашение в 1903 году поместило де-факто
Македонию под